Историк Борис Колоницкий: Я не хочу, чтобы меня учили патриотизму. IIЛекция Бориса КолоницкогоФевральская революция: спонтанная или организованная

Российский историк. Доктор исторических наук (2003), ведущий научный сотрудник отдела истории революций и общественного движения России Санкт-Петербургского института истории РАН, профессор факультета истории Европейского университета в Санкт-Петербурге.

Родился 4 февраля 1955 года в Ленинграде. В 1976 году окончил исторический факультет Ленинградского государственного педагогического института имени А.И. Герцена.

С 1977 по 1983 год работал библиографом, затем старшим редактором Государственной Публичной библиотеки имени М.Е. Салтыкова-Щедрина.

С 1977 года преподавал историю в Ленинградском государственном институте культуры имени Н.К. Крупской.

С 1983 по 1986 год обучался в аспирантуре Ленинградского отделения Института истории СССР АН СССР. В 1987 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Центры буржуазной печатной пропаганды Петрограда и их крушение (март-октябрь 1917 года)».

С 1987 года - сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН (до 1992 года - Ленинградское отделение Института истории СССР АН СССР; с 1992 по 2000 год - Санкт-Петербургский филиал Института российской истории РАН). С 2003 года - ведущий научный сотрудник отдела истории революций и общественного движения России Санкт-Петербургского института истории РАН.

С 1999 года - сотрудник Европейского университета в Санкт-Петербурге. В 2009-2015 годах - первый проректор и проректор по науке университета. С 2015 года - университетский профессор ЕУСПб, профессура по изучению истории Российской революции 1917 года.

В 2003 году защитил докторскую диссертацию на тему «Политические символы и борьба за власть в 1917 году».

С 2008 года - член Ученого совета СПбИИ РАН.

В качестве приглашенного профессора преподавал в Иллинойском университете (1999, 2005), Йельском университете (2006), Принстонском университете (2002), Университете Тарту (1992—1995, 2001).

Сочинения

Погоны и борьба за власть в 1917 году. СПб., 2001;

Символы власти и борьба за власть: К изучению политической культуры Российской революции. СПб., 2001;

«Трагическая эротика»: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны. М., 2010;

Interpreting the Russian Revolution: The Language and Symbols of 1917. New Haven/London, 1999. (В соавторстве с О.Г.Файджесом.);

100 Jahre und kein Ende: Sowjetische Historiker und der Erste Weltkrieg Osteropa. 2014. 64/ Jahrgang/Heft 2-4|Februar-April;

Взбунтовавшиеся рабы» и «великий гражданин»: Речь А.Ф.Керенского 29 апреля 1917 и ее политическое значение // Journal of modern Russian history and historiography. 2014. № 7. P. 1-51;

«Забытая война»? Политика памяти, российская культура эпохи Первой мировой войны и культурная память // Наше прошлое: Ностальгические воспоминания или угроза будущему? Материалы VIII социологических чтений имени В.Б.Голофаста. 9-11 декабря 2014 г. СПб., 2015. С. 318 - 334;

Керенский // Критический словарь русской революции: 1914-1921 / Сост. Э. Актон, У.Г. Розенберг, В. Черняев. СПб.: Нестор - История, 2014. С. 128 - 138;

Образ сестры милосердия в российской культуре эпохи Первой мировой войны // Большая война России: Социальный порядок, публичная коммуникация и насилие на рубеже царской и советской эпох. Сб. статей. М.: НЛО, 2014;

Образы А.Ф.Керенского в газете «Дело народа» (март - октябрь 1917 года) // Судьбы демократического социализма в России: Сб. материалов конференции / Отв. ред. К.Н. Морозов. М., 2014. С. 202 — 221;

Печать и революция // Критический словарь русской революции: 1914 - 1921 / Сост. Э. Актон, У.Г. Розенберг, В. Черняев. СПб.: Нестор-История, 2014. С. 376-383;

On Studying the 1917 Revolution: Autobiographical Confessions and Historiographical Predictions // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 16, 4 (Fall 2015): 751-768.

War as legitimization of revolution, revolution as justification of war. Political mobilizations in Russia, 1914-1917// The Purpose of the First World War: War Aims and Military Strategies / Ed. Holger Afflerbach. 2015. pp. 61-78.

Четыре видео-материала о революции 1917 года

Автомобиль-сани Николая II. 1917 год. via

Из книги Бориса Колоницкого «Трагическая эротика»: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны, 2010:

" В годы войны негативное отношение к «слабому» и «неспособному» царю стало весьма заметно. В известных нам делах по оскорблению членов императорской семьи Николай II предстает прежде всего как «царь-дурак». «Дурак» - наиболее часто встречающееся слово в известных нам делах по оскорблению императора в годы войны. Оно употребляется 151 раз (16% от известного числа оскорблений царя), следующее по «популярности» слово «кровопийца» употребляется только 9 раз. Слово «дурак» используют как некоторые иностранцы и инородцы, считающие «дураками» «всех русских», так и русские патриоты разной национальности, с сожалением именующие дураком «нашего царя».

Можно предположить, что слово «дурак», одно из самых распространенных, простых и универсальных русских ругательств, в первую очередь приходило в голову людям, ругавшим царя под влиянием внезапно полученных известий. Можно было бы предположить, что не все оскорбители царя действительно характеризовали так его умственные способности. Однако показательно, что других членов императорской семьи оскорбляли иначе. Так, великого князя Николая Николаевича именовали «дураком» довольно редко. Ни один из известных нам оскорбителей Александры Федоровны не назвал царицу «дурой».
Наряду со словом «дурак» при оскорблении императора используются и схожие слова - «губошлеп», «сумасшедший». "

2.


«Николая Кровавого в Петропавловскую крепость!». Митинг у могил жертв революции. Марсово поле. Июнь 1917 г. ГА РФ.

" Весть о принятии императором командования вызвала новую волну оскорблений императора. Писарь тамбовской казенной палаты, например, заявил: «Такой дурак, а принимает командование армией. Ему бы только дворником быть у Вильгельма». О том же говорили и другие оскорбители императора. Молодой астраханец, присутствовавший при чтении вслух телеграммы о принятии императором на себя верховного командования, заявил: «Ну, теперь дело проиграно». Свои слова он пояснил, также назвав царя «дураком». Нижегородский крестьянин, узнав о решении царя, сказал: «Государю некогда делами заниматься. Он всегда пьяный. Он такой же германец». Некий молодой конторщик также не очень высоко оценил военные таланты императора: «Он ни … не понимает в этом деле, а только может селедку [саблю. - Б.К.] носить». Сумский мещанин в негодовании воскликнул: «Государь так навоюет, как навоевал Куропаткин, - за два дня продаст Россию». Вообще, немало людей было арестовано в конце августа 1915 года за оскорбление императора, нередко поводом для оскорблений было чтение газет, содержавших информацию о решении Николая II, читатели реагировали непосредственно, а порой и весьма грубо. "

Каково было положение в стране накануне революции 1917 года? Как различные группы историков отвечают на вопрос «Можно ли было избежать революции?» Как Россия смогла выставить одну из самых больших армий в мире в период Первой мировой войны? На эти и другие вопросы отвечает доктор исторических наук Борис Колоницкий.

«Историков можно поделить на две условные группы: оптимисты и пессимисты. Оптимисты считают, что революция в России была неизбежна с августа 1914 года. Есть некоторый консенсус, который сейчас оспаривается, относительного того, что Первая мировая война создала ситуацию, когда революция стала неизбежной. Оптимисты вместе с тем считают, что, не будь Первой мировой войны, для революции в России причин не было. Их аргументы таковы: страна в начале XX века довольно быстро развивалась, темпы экономического роста внушали оптимизм, социальную динамику можно воспринимать как прогрессивную, увеличилось городское население, увеличилась доля грамотных людей, увеличилось количество людей с высшим образованием. Значительно свободнее после революции 1905 года стала пресса: увеличилось количество изданий, и пресса стала более важным институтом. Появилась Государственная дума, и тот факт, что она рассматривала бюджеты, уже сам по себе был важен.»

4.


via

«Первая мировая война была везде связана с патриотической мобилизацией. А патриотическая мобилизация во всех странах была связана с завышенными обещаниями: в тех странах, где не было всеобщего избирательного права, обещали расширение избирательного права; там, где было слабо развито социальное законодательство, обещали что-то рабочим и профсоюзам или национальным союзам. Было ясно, что иногда обещали слишком много, и речь идет не только о России, но и о других странах. Правящие элиты различных стран считали, что война все спишет, а победа позволит разрешить эти проблемы. В России в ходе войны также нарастали завышенные ожидания.»

5.


via

О событиях 23 февраля (8 марта) 1917 года в Петрограде: «Я хочу обратить внимание на топографию города, которая имеет большое значение. Если бы забастовщики пересекли Неву, что они и сделали, то они оказались бы в 10 минутах ходьбы от здания Государственной думы, от Таврического дворца. Если бы это было организованное политическое движение, имело бы смысл туда пойти. Переходя реку, они находились вблизи важных центров инфраструктуры власти (то, что мы сейчас знаем по работам Ленина: мосты, вокзалы, телеграф, телефон). Но их это не интересовало, и то, куда они шли, имеет принципиальное значение. А шли они на Невский проспект, потому что это место городского политического театра и это традиционное место политического протеста. Таким образом, в ходе Февральской революции проявилась городская политическая традиция.»

6.


Вооруженное восстание, 1917. via

Образы верховной власти в революции 1917 года.

Историк Борис Колоницкий о недовольстве крестьян, отношении к императору и неоднозначности антимонархического характера революции. ПостНаука, 16.12.2015

Российская революция 1917 года в последнее время не привлекает внимания молодых исследователей. Мне сложно понять, почему это происходит. Возможно, это связано с тем, что революция представляется чем-то изученным и понятным.

8.


Фотограф Виктор Карлович Булла / Matrosen des Kreuzers „Aurora” schließen sich dem aufständischen Volk bei der Februarrevolution an. Petrograd (Sankt Petersburg), 1917. Victor Bulla.

Я думаю, что это не так, просто мы не всегда задаем новые вопросы, а они иногда звучат буквально за окном, потому что мы живем сейчас, в начале XXI века, не в период стабильности, идут процессы, которые называются с большим или меньшим основанием революцией. В разных странах, на разных континентах политические кризисы буквально сотрясают. Мы являемся свидетелями различных гражданских войн, то есть революция переходит в какую-то еще более острую фазу.

9.


via

Тут уместно задать несколько вопросов. Один из этих вопросов: «Что такое революция?» Определений существует множество, но я бы охарактеризовал революцию как особое состояние власти. Вебер говорил о том, что он определяет власть как возможность вводить свои решения с помощью насилия, права и авторитета. В период революции государство теряет свою монополию на использование насилия. О чем идет речь? Обычно людей убивать плохо, но, когда государство убивает людей по каким-то правилам, вроде бы это признается вполне допустимым.

10.


1917. Знаменская площадь во время Февральской революции. Петроград. Толпа у памятника Александру III. via . Государственный музей политической истории России. via

В обычное время государство обладает монополией на правотворчество, а в период революции эта монополия оспаривается. Появляются какие-то другие центры правотворчества, которые считают свои решения вполне легитимными, и люди сами по себе выбирают, в каком им находиться правовом пространстве, кого слушать, кого считать законом.

11.


Митинг на Тверской площади. Москва. Не ранее 28 февраля 1917 г. РГАКФД.

Таким образом, отличие революции от так называемого обычного состояния, если использовать веберовскую схему, заключается в особой роли авторитета в условиях революции. И мне кажется, что когда мы говорим об авторитете и революции, то очень важный аспект — это персонификация власти, образы персонифицированной власти. Это очень острый вопрос для всех революций. Считается, что в периоды кризисов люди особенно склонны к персонификации, к отождествлению с политическим лидером, но особенно это важно для антимонархических революций.

12.


"Сожжение гервбов". 1917. via . Вариант фотографии

Почему? Потому что с монархом у людей совершенно особые отношения, должны быть совершенно особые отношения. Он как глава такой большой семьи, его знают все, он присутствует всюду, он — сакральная фигура. Есть не только определенный набор слов, с которыми следует обращаться к монарху или его характеризовать, но и определенный набор эмоций, которыми нужно выражать свое отношение к монарху. Например, необязательно любить президента или премьер-министра, а вот хорошие монархисты должны любить своего государя, и если мы посмотрим тексты, обращенные к монарху, то это язык любви. Когда люди отказываются от монархии в пользу какого-то иного государственного строя, то сразу возникает очень много вопросов: какие слова использовать для характеристики политического лидера, какие образы допустимы, а какие недопустимы, что нужно табуировать или что нужно изобретать новое, какие эмоции нужны по отношению к вождю? И этот вопрос о легитимности чрезвычайно важен для революции. Применительно к российской революции 1917 года нужно различными способами попытаться исследовать отношение людей того времени к политическим лидерам.

13.

Крестьяне в 1917 году / 1917. Bauer diskutieren Nachrichten über die Februarrevolution.

Начнем с отношения собственно к императору. Как это можно сделать? Как можно проникнуть в головы людей, понять, что они думали? Наверное, задача невозможная, чтобы решить ее целиком, но как-то приблизиться к этому мы можем. Мы можем изучать дневники, личную переписку людей. Но один из источников, который мне кажется особенно важным и интересным, и он может быть убедительным — это оскорбление членов императорской семьи в годы Первой мировой войны. Оскорбление царя, его родственников и ближайших предков было вообще-то государственным преступлением. Когда мы говорим о государственных преступниках в дореволюционной России, мы представляем себе либо террористов, бросающих бомбы, либо революционеров, распространяющих листовки. Но абсолютное большинство государственных преступников, если говорить о статистике, были крестьяне, малограмотные или неграмотные, которые в разных ситуациях что-то плохое говорили про царя. Или, может быть, они и не говорили, но так было указано в доносе. И очень важно посмотреть, что они говорили или что они говорили соответственно доносу (может быть, так и не было на самом деле).

14.

Карикатура «Не угодно ли присесть на престол?». 1917 г.

Изучается этот источник по-разному, и делаются разные выводы. В советское время какой-то одной цитаты (или нескольких цитат) из этих дел было достаточно, чтобы делать выводы, иногда осторожные, о том, что росло антимонархическое сознание у крестьян. Вот крестьянин сказал: «Царь у нас — дурак», — значит, растет антимонархическое сознание. Другие исследователи говорят: «Смотрите, таких дел было сравнительно мало, значит, наоборот, народ был монархически настроен». Но меня-то интересует, как и что люди говорят. Статистика тут невозможна. Мне кажется, что на основе этих источников при сопоставлении с другими источниками можно сделать вывод как раз другой. Многие крестьяне оставались в глубине души монархистами, им иногда было довольно сложно представить иной государственный строй, чем монархия. Но они были предельно недовольны существующим царем. То есть их претензия к царю была очень часто такова, что царь плохо выполняет свои «профессиональные» обязанности. И иногда даже патриотическая пропаганда могла быть воспринята совершенно непредсказуемым образом. Например, российская патриотическая пропаганда сделала главной фигурой врага германского императора, кайзера Вильгельма II, и очень часто повторяла, что десятки лет Германия готовилась к войне. Во многих случаях независимые друг от друга в разных частях этой гигантской страны крестьяне говорили: «Вот у немцев-то царь деловой, хороший хозяин. Вот сорок лет готовился к войне, пушки делал, снаряды отливал. А наш-то царь-дурак только водкой торговал» (речь идет о водочной монополии, не очень любимой крестьянами). То есть царь не выполнил свою державную царскую работу, не подготовил Россию должным образом к войне. И царя очень часто называли дураком. Казалось бы, слово «дурак» вообще довольно распространенное, и, может быть, это первое ругательство, которое приходит в голову, но царицу-то никто дурой не называл, ее как-то характеризовали негативно, но используя другие слова. Ясно было, что это было адресовано именно императору, и этот образ был очень важным.

15.


Император Николай II с дочерьми под домашним арестом. Царское село. Лето 1917 г. ГА РФ.

И если сопоставить этот источник — дела по оскорблению членов царской семьи — с другими источниками, то получается довольно интересная ситуация. Некоторые слухи и некоторые образы царя были распространены в разных категориях общества, разных по своему образованию, по своей культуре. А некоторые слухи и некоторые образы царской семьи были распространены преимущественно в крестьянской среде. Например, в образованной среде крайне редко встречаются негативные слухи о матери царя, вдовствующей императрице Марии Фёдоровне, а у крестьян такие слухи фиксируются. Что мы можем сказать на этом основании? Какие выводы мы можем сделать? Дело в том, что некоторые историки считали и считают, что слухи распространялись сверху вниз. Они придумывались в салонах политической и интеллектуальной элиты, фабриковались где-то там, а потом распространялись и шли вниз. Иногда такая интерпретация истории соединяется с конспирологическими концепциями заговоров. Существовала какая-то фабрика слухов: то ли на немецкие деньги, то ли на английские деньги, то ли революционеры сидели в тюрьмах, выдумывали эти слухи и бедным хорошим крестьянам эти слухи внушали. Этот материал показывает, что очень часто это происходило не так. Некоторые слухи были реакцией крестьян на ситуацию кризиса, и ничего аналогичного в иных стратах мы не находим.

16.


"Красная гвардия". 1917. Надпись на флаге, кажется, немного пририсована. via

Какой же общий вывод мы можем сделать? Он представляется мне очень важным. Когда мы говорим о революциях, мы обычно говорим о необычайно активных участниках. Мы говорим либо о действующих политических организациях, партиях, либо о политических лидерах, героях толпы, героях каких-то организаций. Но на самом деле революция — это одновременно и время необычайной активности одних, время мобилизации, но это и время демобилизации и пассивности других. И поэтому, например, когда мы говорим о Февральской революции, то мы не можем ее представить без различных активистов, но мы не можем представить Февральскую революцию и без людей, которые, наоборот, бездействовали в этой ситуации, хотя должны были действовать: без офицеров, медливших отдавать приказы, чиновников, которые плохо передавали приказы, солдатов, не очень охотно выполнявших эти приказы. Мы можем вспомнить множество людей, которые были недостаточно активны. И мне кажется, что Февральскую революцию, которая исторически оказалась антимонархической, участники событий в первые дни не воспринимали как таковую. Многие участники и свидетели событий вовсе не думали, что они свергают трехсотлетнюю монархию. Некоторые из них, будучи монархистами и не представляя иного государственного строя, не находили в себе сил поддерживать царя. И эта ситуация персональной и символической изоляции верховной власти во время Февральской революции очень важный элемент событий.

Борис Колоницкий. Конспирологический резонанс: слухи о заговорах и Российская революция 1917 года.

17.

Конспирологический резонанс: слухи о заговорах и Российская революция 1917 года. 22 апреля 2016. Доклад на XII Малых Банных Чтениях. Издательский дом «Новое литературное обозрение». Опубликовано: 27 июн. 2016 г. 01:09:49.

— Все началось, когда я прочитал книгу Джона Рида « », и это стало настоящим культурным шоком для меня. Я был советским школьником, учился в средней школе. Я находился в поле влияния устойчивого советского мифа — влияния, которого нельзя было избежать: залп «Авроры», штурм Зимнего и так далее. А тут передо мной оказалась сложная и противоречивая история. Джон Рид, конечно, не бесстрастный свидетель, он симпатизировал коммунизму и был основателем Компартии США. Но вме-сте с тем он и очень хороший журналист, выпускник Гарварда. Человек знал свое дело и давал очень хорошую картинку. Интересно, что потом то же самое испытали и мои студенты, которым я давал книгу Джона Рида как обязатель-ное чтение. В советское время они приходили с круглыми глазами и говорили: «Борис Иванович, это антисоветская книга».

— Не было ли скучно заниматься историей революции в советское время при всем официозе преподавания?

— Это не подталкивало к занятиям исто-рией революции. Но было несколько очень хороших историков, которые на самом деле для изучения революции сделали больше, чем, может быть, мы в более благоприятное в цензурном отношении время. Конечно, у них были свои рамки и свои ограничения, но в этих рамках они многое смогли сделать. Из них, думаю, широкому чита-телю особенно известны два человека. В Ленинграде это Виталий Старцев, который, например, все знал о штурме Зимнего дворца. К сожалению, хотя у него есть и книжечка, и статьи об этом событии, он не написал всего, что знал (у него есть немало важных работ, посвященных другим темам). В Москве это Генрих Иоффе, очень живой и хорошо пишущий историк, что было редко-стью в советское время.

Также была так называемая ленинградская школа историков революции, в ко-торую, помимо Старцева, входили Юрий Токарев, Олег Знаменский, Рафаил Ганелин, Геннадий Соболев, Ханан Астрахан. В Москве я бы еще назвал Вик-тора Миллера. Многие их тексты, однако, были достойно оценены только спе-циалистами, которые могли найти там нужную информацию.

Существует мнение, что о революции уже все известно, — и непонятно, чем там еще заниматься. Это очень любопытно в контексте юбилейного, 2017 года, особенно если сравнивать с юбилеем начала Первой мировой войны, которую называли неизвестной и забытой. Про революцию же все что-то знают, иногда свое знание преувеличивают, и все имеют собственное мнение.

— А для вас, как для историка, какой ключевой или самый интересный момент революции?

— Сложно выделить что-то одно. Разные эпизоды интересны по-разному и тре-буют разных исторических вопросов. Но если говорить о поворотном моменте, то это, с одной стороны, Февраль, а с другой стороны — , имен-но после которого сценарий Гражданской войны стал неизбежен. Иногда мы, честно говоря, преувеличиваем значение Октября, как и значение большевиков и Ленина.

Баррикады на Литейном проспекте в Петрограде. Февраль 1917 года РИА «Новости»

— Почему интерес к теме революции за границей и в России падает?

— Есть такое наивное убеждение, что революция понятна. Есть и другие темы, ставшие популярнее: зарубежные исследователи больше занимаются 1930-ми годами, а сейчас и послевоенным периодом. Действительно, сравнительное открытие архивов было более важным для изучения 1920-х и 1930-х годов, чем для изучения революции, и люди бросились на совершенно неоткрытые сюжеты. Были и другие темы, которые увлекли моих аспирантов, например история церкви и религии.

— Я бы сказал, что есть несколько основных направлений, которыми надо заниматься. Во-первых, свои результаты всегда дает тщательное освоение архивных коллекций. Не нужно рассчитывать на то, что вы найдете какие-то секреты и тайны. Речь идет о более детальном, более глубоком изучении известных вещей. Например, я здесь отмечу работу историка Андрея Ни-ко-лаева, завкафедрой РГПУ имени Герцена. Он очень глубоко занимался фон-дами Государственной думы и ее архивами и написал серьезную работу о Го-сударственной думе в Февральской революции, которая нас приближает к по-ниманию роли Думы в это время. Или, например, Александр Рабинович, кото-рый изучал роль большевиков в революции. Архивы по-прежнему ждут тща-тельных исследователей.

Одно из самых интересных направлений, которые можно изучать, — это ло-кальные истории Гражданской войны. Обычно мы ограничиваемся Петро-градом и тем, что происходило там. Американский историк Питер Холквист изучал то, что происходило на Дону во время Первой мировой войны, рево-люции и Гражданской войны. У него в трудах показан локальный конфликт в россий-ском и европейском контексте, и таким образом он показал картину большой гражданской войны.

Третье направление, которым надо заниматься, — это изучение культурного фона революции и Гражданской войны. Под этим я подразумеваю и изучение политической символики, и общественного сознания в это время.

— Расскажите о ваших работах, что вы считаете главным в них?

— Когда я говорю о своих работах, я имею в виду не только себя, но и своих учеников. Главный мой интерес связан с политической культурой российской революции. Одна из книг, «Символы власти и борьба за власть», посвящена символике революции. Она о том, как вокруг символов возникают политиче-ские конфликты — это могут быть и , и, например, пого-ны. И такие конфликты происходят без участия политических партий, о кото-рых чаще всего пишут историки. Еще одна книга, «„Трагическая эротика“: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны», — о том, как царя и его родственников воспринимали во время Первой мировой войны. Один из моих любимых источников — это дела об оскорблении членов импе-раторской семьи, из которых видно, как относились к царю и его близким.

Наконец, я много занимаюсь темой культа вождя после свержения монархии. Столетиями все жили при монархии, и неожиданно возникла необходимость придумывать новые слова и ритуалы, которые бы описывали политических лидеров. Это своего рода протосоветские термины: был найден определенный язык, слова, которыми описывали . И интересно, что те же слова потом стали советскими терминами. Кроме того, белые тоже многое взяли из истории российской революции и порой использовали те же слова.

— Есть ли у вас симпатии к той или иной стороне среди участников событий 1917 года? К какой-нибудь партии, к какому-нибудь политику?

— Надеюсь, что нет. Для такой истории, которую я пытаюсь писать, важно понять всех. Антрополог, который изучает какое-то племя, не говорит тузем-цам, что они дураки и неправильно описывают гром и молнии или приливы и отливы. Я тоже стараюсь понять разных участников событий и их логику, их мотивы поведения. Например, я пишу книгу, которая посвящена культу Керенского. Но я не отождествляю себя с Керенским или с его противниками, хотя и считаю, что иногда к нему современники и историки относились не-справедливо. Это не значит, что я его собираюсь выставить рыцарем на белом коне, которым он не был. Часто люди себя отождествляют с акторами. Поэто-му сейчас историческая полемика иногда идет как битва истпартов Истпарт — Комиссия по истории Октябрь-ской революции и РКП (б) (1920-1928), занималась сбором и систематизацией сведений о революции. — либе-ральных, анархистских, националистических, православных. И нам с этим жить. Столетний юбилей революции не прекратит эту полемику, общей кон-цепции не будет. Но есть более важная вещь. Качество этой дискуссии важнее достижения консенсуса. Куча орущих людей, как это бывает у нас в телевизоре, не создает ситуации диалога. Но есть история революции, в которой мы все заинтересованы. И это дает нам шанс для рационализации исторического сознания. А рационализация исторического, а значит, и политического созна-ния — актуальнейшая задача для нас всех. 

© Текст. Колоницкий Б. И., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

* * *

Вступительное слово

«Была весна. Люди стали волноваться и зделали революцию», – пишет на листке бумаги мальчик в 1917 году.

Случившееся в 1917 году по-прежнему влияет на нас. Возможно, еще и потому, что это была первая встреча всей страны с большой историей. И каждый из миллионов жителей страны по-своему переживал эту встречу – спасался, выигрывал, терял, – но так или иначе входил в эти отношения.

Книга, которую вы держите в руках, создана на основе курса просветительского проекта Arzamas.academy. Курс состоит из цикла коротких лекций Бориса Колоницкого и сопроводительных материалов, подготовленных несколькими авторами и редакцией Arzamas.

Борис Колоницкий – ведущий мировой специалист по истории Русской революции. Его работа по исследованию часов и дней, перевернувших мир, выражается в сотне статей, публикаций документов, монографий, лекционных курсов. Для проекта Arzamas он подготовил цикл лекций, которые будут полезны каждому, кто интересуется ключевой темой в истории XX века.

Это последовательный рассказ о нескольких месяцах, которые изменили историю. В сущности, мы и сейчас живем внутри этого катаклизма, так и не поняв до конца, как он устроен. Единственный способ разобраться – слушать экспертов. Чтобы, услышав, что случилось сто лет назад, понять и мир сегодняшнего дня.

Помимо лекций Колоницкого в книгу вошли материалы, позволяющие увидеть тему с других ракурсов. Фантастический документ времени: рисунки и дневниковые записи детей – свидетелей 1917 года, собранные Евгением Лукьяновым, старшим научным сотрудником отдела изобразительных материалов Государственного исторического музея. Хронологическая табличка, показывающая исторический контекст: в ней собраны главные события в России и мире с января по декабрь 1917 года (процесс над Матой Хари, явление Девы Марии, первый матч в истории Национальной хоккейной лиги…). Рассказ Дмитрия Иванова, историка, сотрудника Европейского университета в Санкт-Петербурге, о важнейших исторических работах и свидетельствах очевидцев, которые помогут в дальнейшем изучении Русской революции и всего, что с ней связано.

Это главный принцип работы Arzamas: мы стараемся рассказывать о любом понятии, событии, эпохе так, чтобы читатель увидел их во всей полноте и захотел продолжить путешествие. На сайте Arzamas – десяток других курсов, образовательных игр и видеороликов, созданных лучшими гуманитарными учеными. А к ним (как и в этой книге) – вспомогательные материалы, шпаргалки, рекомендации.

«Была весна. Люди стали волноваться и зделали революцию». В центре этой истории – люди, человек, мы сами. Что может быть интереснее?

Филипп Дзядко,

главный редактор Arzamas

I
Лекция Бориса Колоницкого
«Измена и обман»: политический кризис кануна революции

Николай II на балконе Зимнего дворца перед провозглашением Манифеста о вступлении России в войну.

Последний российский император Николай II был скрытным и сдержанным человеком и обычно в своих дневниковых записях не позволял себе откровенности. Но после отречения он написал, что видит «кругом измену… и обман». Почему в ключевой момент своей жизни российский император оказался в одиночестве и изоляции? Это важный и интересный вопрос – мало кто в 1914 году мог представить себе, что так случится.

Начало Первой мировой войны привело к росту популярности Николая II. Он ездил по стране и всюду встречал хороший прием. Судя по всему, люди искренне поддерживали российского императора. Впрочем, руководствовались они разными соображениями: некоторые были убежденными монархистами, другие были монархистами ситуативными, прагматичными, кто-то считал, что во время войны нужно поддержать главу государства. В письмах студенты признавались: «Сейчас мы поем не „Марсельезу“, сейчас мы поем „Боже, царя храни!“» Что не обязательно означало приверженность монархизму, скорее это была демонстрация специфического патриотизма военной поры. Даже к обычно не слишком популярной императрице Александре Федоровне относились доброжелательно – ее портреты можно увидеть на некоторых фотографиях патриотических манифестаций 1914 года.

И все же постепенно популярность царя падала, о чем свидетельствуют различные источники: дневниковые записи и переписка современников. Эти настроения фиксировала даже цензура – и полицейская, и военная.

Январь

Революция

22 января (9 января по старому стилю), в годовщину Кровавого воскресенья, в Петрограде началась самая крупная забастовка за время войны, в ней приняли участие более 145 тысяч рабочих Выборгского, Нарвского и Московского районов. Демонстрации были разогнаны казаками. Забастовки также прошли в Москве, Казани, Харькове и других крупных городах Российской империи; в общей сложности в январе 1917 года бастовали более 200 тысяч человек.

Война

5 января (23 декабря 1916 года по старому стилю) российская армия начала наступление на Северном фронте в районе Митавы (современная Елгава в Латвии). Неожиданный удар позволил прорвать линию укреплений германской армии и отодвинуть фронт от Риги. Первоначальный успех Митавской операции закрепить не удалось: солдаты 2-го и 6-го Сибирских корпусов взбунтовались и отказались принимать участие в боевых действиях. Кроме того, командование Северного фронта отказалось предоставлять подкрепление. Операция была прекращена 11 января (29 декабря).

Мир

10 января у Белого дома в Вашингтоне начинается пикет суфражистского движения, известного как «Тихие стражи». На протяжении следующих двух с половиной лет шесть дней в неделю женщины пикетировали резиденцию американского президента, требуя равных с мужчинами избирательных прав. За это время их неоднократно избивали, задерживали за «препятствование движению», пытали во время арестов. Пикет прекратился 4 июня 1919 года, когда обе палаты Конгресса приняли 19-ю поправку к Конституции США: «Право голоса граждан Соединенных Штатов не должно отрицаться или ограничиваться Соединенными Штатами или каким-либо штатом по признаку пола».

Достаточно и других свидетельств. Например, немалый интерес для историков представляют дела об оскорблении членов царской семьи. В дореволюционной России большинство государственных преступников были не социал-демократами, распространявшими антиправительственные листовки, и не социалистами-революционерами, готовившими террористические акты. Самым распространенным видом государственного преступления было оскорбление члена царской семьи.

Как следует из этого источника, чаще всего ругали государя императора. Говорили о нем разное. Были слухи, совершенно не соответствовавшие действительности, – в основном о том, что царь не хотел победы России, искал сепаратного мира. Иногда воспаленное воображение современников рисовало царя чуть ли не предателем. В деле одного простолюдина записано, что он рассказывал, как царь якобы продал Россию за бочку золота и уехал в Германию. Это, конечно, совершенно абсурдный слух. Интересно, что в нем есть вкрапления деталей эпохи модерна – элементы детективной истории: царь сбегает из страны по подземному ходу на автомобиле.

Однако чаще всего в разговорах простых крестьян, ругавших царя, появляется другая тема. Николая II называли дураком, который не подготовил Россию к войне. В этих обвинениях звучали даже отголоски российской правительственной пропаганды, перевернутой совершенно непредсказуемым образом. В пропагандистских материалах миролюбивое отечество было противопоставлено воинственной Германии, главным антигероем был кайзер Вильгельм II. Но было известно, что Германия примерно сорок лет не воевала, и для многих людей это было доказательством сообразительности германского императора. Они говорили: «Вот германский император сорок лет готовился к войне, пушки заготавливал и снаряды отливал. А наш-то дурак только водкой торговал» (намек на водочную государственную монополию). Получается, что царь проявил свою профессиональную непригодность: он не готовился к тяжелой године заранее, его страна оказалась небоеспособной и беспомощной перед тяжелыми военными испытаниями. Конечно, так говорили малограмотные и вовсе не грамотные крестьяне, но похожие настроения охватывали и гораздо более образованных современников. Многие, в том числе и убежденные монархисты, накануне 1917 года считали, что с этим царем войну России не выиграть.

Очень важный персонаж слухов военной поры – императрица Александра Федоровна. Она никогда не была особенно популярной, хотя, как уже было сказано, добилась в начале войны некоторых успехов благодаря своим патриотическим инициативам. Императрица и две ее старшие дочери прошли курсы сестер милосердия, сдали соответствующие экзамены, получили необходимые дипломы и участвовали в медицинских операциях. При этом царица сама была больным человеком и иногда сидя ассистировала хирургам. Она на самом деле выполняла тяжелый патриотический долг и во многом видела картину яснее, чем ее супруг император. Он посещал фронт, но смотрел на специально подготовленные и аккуратно выстроенные войска. Царица же видела жертв войны, истерзанную человеческую плоть, смерть – люди, к которым и она, и ее дочери успевали привязаться, которых они старались вылечить, умирали буквально на ее глазах.

Бесспорно, царица была большой патриоткой России, однако удивительным образом даже ее патриотические инициативы воспринимались порой негативно. Это было связано, в частности, с тем, что изменился культурный контекст.

В начале Первой мировой войны образ сестры милосердия в российской пропаганде и в российском искусстве был символом мобилизующейся нации. Сестра милосердия – русская женщина, которая выполняет свой патриотический и христианский долг. Но постепенно ситуация изменилась. Сестру милосердия все чаще воспринимали как символ разгульного тыла, лихачества и даже разврата. Ходила такая поговорка: «Японскую войну господа офицеры пропили, а эту с сестрами милосердия прогуляли». Некоторые профессиональные проститутки одевались в костюмы сестер милосердия – считалось, что это привлекает клиентов. В таком контексте многочисленные почтовые открытки и плакаты, на которых императрица и ее старшие дочери были изображены в форме сестер милосердия, могли восприниматься совершенно не так, как задумывалось, и подтверждали самые невероятные и несправедливые слухи, в том числе о близости царицы с Распутиным.

Про Александру Федоровну говорили и другое – что она приобрела слишком большую власть над царем. Николай II в таких слухах представал зомбированным существом, подкаблучником, которым манипулируют царица и так называемая немецкая партия. Действительно, в годы Первой мировой войны реальное влияние Александры Федоровны несколько возросло. Это видно даже по переписке царя и царицы: она дает ему политические советы, и иногда их взгляды совпадают. Тем не менее слухи о ее влиянии были фантастически преувеличенны.

В некоторых слухах императрица изображалась прогерманским политическим деятелем, иногда сторонницей сепаратного мира, а бывало и вовсе германским агентом влияния. Говорили даже, что в царском дворце расположена радиотелеграфная станция, которая передает секретную информацию в Германию, – и этим объясняются поражения русской армии на фронте. После революции эту телеграфную станцию пытались найти, но, конечно, безрезультатно.

Слухам верило так много людей, что уже не имело значения, насколько они правдивы. Слухи распространялись не только необразованным населением, но и дипломатами, офицерами Генерального штаба и императорской гвардии.

Кто же придумывал слухи? Обычно у слухов не один автор, а много. Иногда говорят, что слухи намеренно распространял противник – действительно, в годы Первой мировой войны этим занимались все воюющие державы. Или что источниками слухов были различные оппозиционные организации, которые хотели таким образом дискредитировать монархию – возможно, в определенных случаях так и было. Но некоторые слухи появлялись снизу, они напоминали фольклорные сказания, анекдоты и не распространялись ни в каких других слоях общества. Интересно, что в делах об оскорблении царской семьи, заведенных на неграмотных или малограмотных крестьян, есть упоминания вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Но в слухах, формировавшихся в интеллигентных кругах, ее имя практически никогда не встречается. Слухи возникали по разным причинам, на разном уровне и по разным образцам. А распространению самых невероятных слухов способствовала атмосфера Первой мировой войны – атмосфера шпиономании и германофобии.

Немалую роль в распространении слухов о шпионах сыграла Ставка Верховного главнокомандующего. В 1915 году в результате расследования, инициированного командованием Северо-Западного фронта и поддержанного Ставкой, был арестован, обвинен в измене, осужден и довольно быстро – даже подозрительно быстро – казнен офицер Мясоедов, ранее служивший в жандармерии, а в годы Первой мировой оказавшийся в военной разведке. Были арестованы и связанные с ним люди, нескольких из них потом казнили. Сейчас историки установили, что для такого обвинения и тем более для такого приговора реальных оснований не было. Мясоедов должен был стать козлом отпущения: изменой можно было объяснить поражения русской армии. После этого дела шпиономания и ксенофобия стали распространяться по стране еще быстрее.

Слухи поползли наверх: обвиняли уже не только отдельных офицеров, но и военного министра Владимира Сухомлинова. Его сняли с должности, назначили следствие, арестовали. Царь понимал, что в вину Сухомлинову можно было вменить разве что халатность, но никак не измену Родине, и свидетельства против него были явно сфабрикованы. Он изменил Сухомлинову меру пресечения на домашний арест, и это лишь подогрело слухи – теперь уже в измене стали обвинять не только генералов, не только бывшего военного министра, но и самого царя.

Неудивительно, что в критический момент своего царствования Николай чувствовал себя покинутым всеми, окруженным изменой и обманом. Накануне Февральской революции значительная часть населения страны, в том числе и многие представители политической элиты, искренне верили, что измена проникла на самый верх, а сам царь если не изменник, то покровитель изменников. Это было, конечно, не так – и царь, и царица были патриотами России, они хотели ее победы в войне. Но если миллионы верят слухам, слухи становятся фактором не менее значимым, чем сама реальность.

Материалы к лекции

«Критический словарь Русской революции: 1914–1921»

Список авторов этого фундаментального труда – своего рода справочник, кто есть кто в исследованиях Русской революции: в нем полсотни специалистов из разных университетов, научных школ и стран. Эта исследовательская среда появилась во многом благодаря начавшейся в Ленинграде в 1990 году серии международных коллоквиумов по проблемам истории революции, участники которых и создали «Критический словарь».

Книга изначально вышла на английском языке в 1997 году, а для последовавшего через некоторое время русского издания была несколько дополнена и переработана авторами. Вопреки заглавию это не столько словарь, сколько аналитический справочник, представляющий взгляд ведущих мировых специалистов по Русской революции на ее отдельные аспекты (социальные, военные, политические), события (от предпосылок и последствий до отдельных поворотных моментов), акторов (общественные, религиозные и этнические группы, политические партии, институции и пр.) и индивидуальных деятелей. Статью о Ленине, например, написал автор двухтомной научной биографии вождя большевиков Роберт Сервис. О фабрично-заводских комитетах – один из ведущих мировых специалистов по рабочему движению в революционной России Стив Смит. События, связанные с переходом Советской России к нэпу, обрисовал Сергей Яров, автор нескольких монографий по началу 1920-х годов.

«Критический словарь» не претендует на то, чтобы закрыть тему. По словам одного из его редакторов, Эдварда Актона, одна из целей работы – «выявить границы нынешних знаний, вопросы, остающиеся без ответа, задачи для будущих исследований».

«Постижение Русской революции требует… не только знания основных событий, партий, институтов и деятелей, описание и анализ которых ведущими исследователями составляют основную часть этого тома, но также и усилия, направленного на вскрытие смысла надежд и разочарований, боли и гнева – постоянных спутников революционных перемен. Эти субъективные ощущения не только соединяли психологические и физические проявления жестокости и зверств с разным социальным и политическим напряжением в обществе; они играли значительную роль в переходе от конфликта к действию; они также придавали событиям и действиям свое особое (и часто противоречивое) значение, которое зачастую не очевидно и даже не засвидетельствовано каким-либо регулярным способом».

Уильям Г. Розенберг. «Интерпретируя Русскую революцию» // «Критический словарь Русской революции»

Критический словарь Русской революции: 1914–1921. СПб., 2014.

II
Лекция Бориса Колоницкого
Февральская революция: спонтанная или организованная

Как началась революция? Кто ее начал? Кто организовал? Эти вопросы историки задают о каждой революции, и российская не исключение. В советское время по понятным причинам все факты складывались в большое повествование об организующей роли партии. Есть другие теории, и их популярность растет. Одни авторы писали и пишут о роли германских спецслужб в организации российской революции, другие говорят о роли союзников, например Великобритании, в подготовке свержения монархии и об их контактах с российской либеральной оппозицией. Третьи – о роли российских масонов, четвертые – о заговорах предреволюционной поры, в обсуждении которых принимали участие не только общественные деятели, но даже генералы, гвардейские офицеры и члены российской императорской семьи.

Все это было. И заговоры, и подпольщики, и масоны, и спецслужбы. Но можем ли мы российскую революцию объяснить заговорами? Предположим, будут найдены некие новые источники, которые дополнят наши знания о действиях специальных служб или заговорщиков. Все равно эти действия нельзя будет назвать единственной причиной революции, таких причин было много. Чтобы понять это, полезно посмотреть на сам ход российской революции и на то, что ей непосредственно предшествовало. И тут главным героем нашего повествования становится город.

Февраль

Революция

27 февраля (14 февраля по старому стилю) открылось первое в 1917 году заседание Государственной думы. Оно должно было пройти еще в январе, но в начале года указом императора было перенесено на более позднюю дату. У Таврического дворца прошла демонстрация, многие депутаты на заседании требовали отставки правительства. Лидер фракции трудовиков Александр Керенский призывал бороться с властью не только законными средствами, но и с помощью «физического устранения».

Война

1 февраля Германия начала неограниченную подводную войну. Немецкие подлодки беспрепятственно преодолевали заграждения и атаковали как военные конвои, так и гражданские суда. За первую неделю февраля в Ла-Манше и на западных подходах к нему было потоплено 35 пароходов. За весь месяц германский флот потерял только 4 подлодки из 34, а английские войска были отрезаны от снабжения из-за постоянных атак на торговые суда в проливе и в Атлантике.

Мир

5 февраля в Мексике опубликован текст Конституции, принятой в январе Учредительным собранием. Новый Основной закон передал все земли государству, свел до минимума полномочия церкви, разделил ветви власти и установил восьмичасовой рабочий день. Таким образом, революционеры добились исполнения всех своих требований. Впрочем, вооруженная борьба правительства с лидерами повстанцев продолжалась и после этого. Революция началась в 1910 году борьбой с диктатурой президента Порфирио Диаса. Затем к движению присоединились крестьяне, и главной целью стала земельная реформа.

Бывший Петербург, после начала Первой мировой войны ставший Петроградом, очень изменился. На его улицах стало меньше солдат гвардейских полков в их яркой форме, но появились другие люди – беженцы из западных губерний Российской империи, некоторые в страшном состоянии. Иногда встречались дезертиры, к Февральской революции их было уже довольно много. Все это – благоприятная питательная среда для преступности, рост которой отмечали современники.

Для кого-то война была тяжелым страданием, для кого-то – шансом. На улицах появились так называемые мародеры тыла, люди, сделавшие деньги на войне, и таких было немало. В основном они занимались контрабандой. Например, закупали в нейтральных странах немецкие медикаменты – до Первой мировой войны Германия была крупнейшим производителем лекарств, а в России их практически не было, – переправляли через границу и продавали здесь втридорога. Это были новые деньги – не только новые, но и не очень чистые. Можно себе представить, как люди, потерявшие своих близких, терпевшие различные лишения в годы войны, смотрели на этих новых богачей. Ощущение несправедливости подпитывало недовольство режимом.

У коррупционеров появилось новое поле для деятельности – призыв в армию. Люди, приезжавшие в Петроград из столиц других воюющих стран – из Лондона, Парижа, – были потрясены тем, как много мужчин призывного возраста, внешне вполне здоровых, гуляют по столице, какая веселая жизнь царит на центральных улицах этого города.

В 2017 году в России будет отмечаться 100-летний юбилей двух революции - Февральской и Октябрьской. Эти события во многом определили развитие мира в XX веке и продолжают привлекать внимание как широкой общественности, так и профессиональных историков. Почему царский режим оказался разрушен всего за восемь дней? Какое значение в победе большевиков играла креативность? Мог ли Николай II предотвратить революцию? Как мы излишне персонифицируем и упрощаем исторические процессы?

По просьбе The Village Алексей Павперов задал эти и другие важные вопросы одному из ведущих российский специалистов по истории революции 1917 года, доктору исторических наук, профессору Европейского университета в Санкт-Петербурге Борису Колоницкому.

Революция пришла неожиданно. Все ждали кризиса, но не ждали в это время и в такой ситуации

Культура гражданской войны и отсутствия компромисса - то, что помогло большевикам прийти к власти

В России сформировалась развитая субкультура революционного подполья, большевики выглядели более креативными

Николай II - плохой политик, сделавший много стратегических и тактических ошибок.

Недооценка властями значения двух столиц - это огромная политическая ошибка

Рост насилия и репетиции революций

- А какова была ситуация с насилием в городе, насколько оно было привычным? Например, Лев Лурье в этом контексте часто говорит о хулиганах, о том, что молодые рабочие были готовы к насилию и с охотой его применяли.

Мне кажется, мы не можем говорить о единой субкультуре рабочего класса в это время. Были, скажем, текстильные рабочие, которые до Первой мировой войны в значительной мере работали сезонно. Когда в деревне нечего делать, они уходили в город. Это трудовые мигранты, которые отсылали деньги домой и предпочитали не порывать связи с деревней. Но были и квалифицированные рабочие, иногда они называли себя рабочей интеллигенцией. У них был высокий заработок, иногда сопоставимый с заработком чиновников. Некоторые из них могли отдавать детей в гимназии. Такая рабочая элита (в Англии ее называли рабочей аристократией) - грамотные политизированные люди, которые сделали карьеру. При этом часто они были очень оппозиционно настроены. В общем, рабочий класс был очень разный и к тому же различался поколенчески.

И тут Лурье совершенно прав: для рабочих подростков это был праздник жизни - бросить куском льда в полицейского или гайкой в мастера. Есть книга американской исследовательницы Джоан Нойбергер «Хулиганизм». Это иноязычное слово вошло в русский язык в начале XX века из английского, и его значение отличалось от современного. Хулиганизм - это культурно ритуализированное насилие: то есть ребята из рабочих кварталов, которые в своем районе вполне нормальны, которые могут хорошо зарабатывать, хорошо одеваться, едут или на территорию классового врага, или в центр города, или в дачный поселок, чтобы провоцировать представителей иной социальной группы.

- Рост преступности, эти спонтанные проявления насилия можно считать своеобразной репетицией конца февраля?

Репетиций Февральской революции было много по всей стране. Была репетиция Февральской революции в Петербурге, о которой часто забывают: летом 1914 года случилась большая забастовка. Спиливали телеграфные столбы, строили баррикады в рабочих кварталах, переворачивали вагоны, с революционными песнями штурмовали здания. Разница была в том, что тогда рабочие были изолированы от значительной части населения: образованного класса, среднего класса, либералов. Либеральные газеты писали: ну что это, мол, за дикое варварство, мы же платим налоги, это наша связь, это наши трамваи!

Во время Февральской революции рабочие делали ровно то же самое. Баррикады, может, не строили, но вагоны останавливали, иногда переворачивали, и актов вандализма было довольно много. Важный элемент Февральской революции - это погромы. Разгромы продовольственных магазинов, булочных. Хруст французской булки, знаете ли, был громкий. Были также случаи налетов на ювелирные магазины, а иногда просто громили витрины.

Роль большевиков в истории России очень велика. Но именно культура гражданской войны и отсутствия компромисса - тот самый ветер , который с силой дул в их паруса

- Насилие при этом в той же степени было не чуждо и властям.

Конечно, и это очень важно. Приучение к насилию шло и с другой стороны. Нужно помнить о привычке властей отвечать на любой конфликт очень жесткими действиями. Одна из характеристик страны: Россия была полицейским государством с недостаточным количеством полиции. Даже в Петербурге, где, вообще-то, плотность полиции была большая, в случае беспорядков не получалось обойтись без армии. В первую очередь использовались казачьи войска - впрочем, мы знаем, что вызывали и пехоту. То есть армия использовалась для полицейских целей, но в армии учат другому - колоть штыком, бить прикладом, в крайнем случае - стрелять.

В итоге на протяжении десятилетий перед Февральской революцией к жесткому противостоянию шла подготовка с одной и с другой стороны. Я сейчас очень много думаю о культуре конфликта. Как разные страны преодолевали кризис. Не только же в России было сложное положение во время Первой мировой войны. Но в России такая подготовка шла путем участия многих и многих людей с каждой стороны в маленьких гражданских войнах.

Сейчас в Большом драматическом театре поставили спектакль «Губернатор» по рассказу Леонида Андреева. История такая: губернатор приказал расстрелять забастовщиков, в том числе женщин, девочек, - с этого момента они стоят у него перед глазами. После кровавых событий весь город ждет, когда губернатора застрелят, - этим все и заканчивается. Хорошо показывается, как общество санкционирует террор, как раскачивается маятник насилия. И я вспомнил другой сюжет в «Поединке» у Куприна. Подпоручик мечтает о карьере: может быть, он поступит в академию, а может быть, поведет солдат против бунтующих рабочих. Забастовщики кидают в них камни, его верные бойцы их расстреливают… Для кадрового офицера русской армии это было актом героизма.

Конечно, с одной стороны была агрессивная субкультура рабочего класса. А в некоторых местах России масштаб агрессии был куда более значительный, чем в Петербурге. Например, посмотрите описания забастовок на территории современного Донбасса. Но, с другой стороны, всегда были власти, которые не смогли наладить механизмы переговоров, компромиссов, оттягивания. Вообще, культуры компромисса не было ни с той, ни с другой стороны. Роль большевиков в истории России очень велика. Но именно рамочные отношения, культура гражданской войны и отсутствия компромисса - тот самый ветер, который с силой дул в их паруса.

Расстрел юнкерами и казаками мирной рабочей демонстрации на Невском проспекте. Петроград, 4 июля 1917

Как нарастал конфликт между властью и обществом

- Можно ли сказать, что 1917 год воспринимался многими как год, когда в России должны произойти глобальные, на тот момент еще неизвестные перемены?

С одной стороны, многие говорили, что так жить нельзя. С другой стороны, революция пришла достаточно неожиданно. Все ждали кризиса, но не ждали в это время и в такой ситуации. Что называется, накопилось: один конфликт, второй, третий. Отчасти по вине властей: многие из проблем не решались путем квалифицированного обсуждения, а ненужным образом политизировались. Важный урок и для нашего времени. Например, сейчас - петербургской «Публички» и московской «Ленинки». Никаких рациональных доводов к объединению этих двух гигантов нет, у них свои проблемы и свои достижения. Закончится это все тем, что в конечном итоге в Петербурге куча людей завопят: «Это наш город, что за московские наезды такие?»

Подобных случаев было гораздо больше в 1917 году. Многие решали свои частные вопросы, которые потом властям приходилось расхлебывать, которые политизировались, идеологизировались без какой-либо необходимости. На меня произвела большое впечатление книга французского историка Жан-Жака Беккера «Первая мировая война и французы» . Мы спрашиваем, почему произошла революция в России, как можно было ее избежать? А он спрашивает, как мы, французы, ухитрились избежать революции во время Первой мировой войны? Он описывает конфликты, и ты видишь: все держалось на волоске. Иногда забастовщики просто нарывались на неприятности, и местные администраторы с невероятным терпением разруливали эти конфликты с помощью учителей, с помощью церкви, с помощью писателей, которых удавалось привлечь. Это большая работа, традиция демократического обсуждения стабилизировала ситуацию.

Приведу один пример. В 1917 году французская армия фактически восстала, десятки полков отказывались исполнять приказы. Государство прибегало к репрессиям, но минимизировало их колоссально: солдат убеждали, шли на уступки, давали им отпуска, говорили, что виновные будут наказаны.

А что было в России, когда начинались конфликты? Например, в Томской губернии во время мобилизации произошли беспорядки и столкновения, пол-Барнаула спалили. Или антинемецкий погром в Москве - войска снова используют оружие. В провинции конфликты на текстильных фабриках - снова войска, снова оружие. Не говоря уже о восстании в Туркестане в 1916 году, причиной которого был идиотский приказ о мобилизации на трудовые работы местного населения. Плохо продуман, плохо администрирован, сопровождался коррупцией. Власти сделали все возможное, чтобы конфликт появился.

- Можно ли обозначить наследие крепостного права в качестве причины непонимания и раскола, причины многих произошедших конфликтов? В городе очень много крестьян, между ними и офицерами, солдатами - кардинальное непонимание.

Крепостное право - это важно, но многие рабочие прибывали в Петербург из тех регионов, где не было крепостного права или оно было совсем не такое, как в России. В столице было много финских рабочих, прибалтов.

Но я с вами согласен в том плане, что это скорее был вопрос культуры. Мне кажется, что, в принципе, страны, которые переживают быструю урбанизацию, очень уязвимы. Самый главный процесс в истории страны в XX веке - Россия переселилась в города. Для первого, а иногда и для второго поколения новых горожан это очень сложный процесс, иногда более сложный, чем эмиграция. В результате урбанизации многие приезжие тоже психологически ломаются. Совершенно другая тактика выживания, другая мораль, религия. Когда человек живет в деревне, там приход совпадает с селом и его окрестностями, все друг друга более или менее знают. Потом он попадает в анонимный город, где строительство церквей не поспевает за ростом населения. С одной стороны, город - это большие возможности, освобождение, с другой - большое испытание и колоссальный стресс. Посмотрите: Испания, в которой началась гражданская война, Иранская революция, современная «арабская весна». Это люди, попадающие из традиционного общества в модернизируемый город. Их может повести в разные стороны.

Знаменская площадь во время Февральской революции 1917 года

Про эффективность большевиков и слабость власти

В одном из ваших интервью вы говорили о креативном содержании революции, о том, что силы, которые ведут борьбу за власть, также конкурируют друг с другом и в области креативности своей риторики и пропаганды, идеологии, креативности своих действий. Можно ли сказать, что в этом плане большевикам удалось в значительной степени опередить своих конкурентов?

До революции на протяжении десятилетий создавалась развитая субкультура революционного подполья. Особенно с 70-х годов, со времен «Народной воли». Были бестселлеры революционного подполья, книги, на которых воспитывалась радикальная молодежь. Были песни, городские ритуалы мобилизации. И эта культура имела точки соприкосновения с большой российской культурой, нравится нам это или нет.

После Февральской революции в России был политический плюрализм. Да, монархические правые партии прижимали, многие газеты были закрыты, но, в общем, можно было говорить все, что хочешь. Абсолютная свобода. И если смотреть на символическое пространство, то оно было с самого начала монополизировано революционно-политической культурой. Некоторые называют революцию буржуазно-демократической, но с самого начала там была социалистическая гегемония, если мы говорим о символике. А это задает такую рамку, которая наиболее удобна радикалам, в данном случае - большевикам и их союзниками.

Меньшевики оказались в очень сложном положении, потому что, с одной стороны, это были их песни, их субкультура. А с другой, они понимали, что это может радикализировать политический процесс, чего они боялись. И они говорили примерно так: ребята, сейчас это просто символы, не воспринимайте их как непосредственное руководство к действию, французы же не воспринимают достаточно свирепую песню «Марсельеза» как непосредственное руководство к революции. Но тогда это был все-таки немного наивный призыв. Политизация людей после февраля происходила с помощью песен, ритуалов. Уже потом они читали программу политических партий. Это был фактор радикализации.

Почему запас прочности всей системы оказался столь низок? Ситуация в начале 1917-го в Петрограде была далека от катастрофической. Выступления рабочих привели к манифестации на Знаменской площади, но манифестация носила по большей части символический характер. Цели свергать самодержавие изначально не было. Для большинства политических акторов дальнейшие события стали полной неожиданностью. Почему буквально за неделю царская власть оказалась разрушена? Почему никто не вышел защищать престол?

Если говорить о точке, то традиционное место политического протеста - площадь перед Казанским собором. А Знаменская площадь работала как гигантский накопитель. Люди сразу же с нескольких рабочих районов - Невской заставы, Московской заставы, Охты - просто не могли миновать Знаменскую площадь, чтобы попасть на Невский проспект.

Революцию мы обычно описываем как действия основных акторов. В то же самое время многие революции делаются меньшинством. С октябрем это еще более наглядно. Если мы посмотрим на современные революционные события, мы увидим, что в городах мобилизуется не очень большая часть населения. Да и в феврале 1917 года именно небольшая часть населения была на улицах. Хотя это и было довольно активное и ощутимое меньшинство.

Но революция - очень важный для меня тезис - это одновременно очень быстрая мобилизация одних и очень значительная демобилизация других - тех, кто мог бы революционному процессу противостоять или хотя бы его сдерживать. Проще говоря, причина Февральской революции заключается и в том, что не больно-то ей противодействовали - даже те, кто должен был противодействовать. Генералы, которые медлили с принятием решений, офицеры, которые не передавали приказы, казаки, которые делали вид, что исполняют приказы. Любой служивший в армии знает, что с выполнением плохого приказа всегда можно потянуть в надежде на то, что его отменят, а любой хороший приказ всегда следует поскорее выполнить, пока его вдруг не отменили. Добавьте сюда слухи. Немало офицеров императорской армии всерьез полагали, что с царицей не все в порядке. Обсуждались планы ареста императрицы с помощью офицеров гвардии. До войны такое было сложно представить.

Про роль Николая II

- Есть расхожее мнение, в соответствии с которым основным виновником Февральской революции является Николай II. Именно из-за его некомпетентности, консервативности, ошибок, катастрофического отсутствия уважения к царскому престолу революция стала возможна. Как вы относитесь к этой позиции?

Николай II не был хорошим политиком. Он делал ошибки и стратегические, и тактические - разного уровня. С другой стороны, как я уже говорил, все страны-участницы в годы Первой мировой войны находились в очень сложном положении. Но положение России можно на этом фоне охарактеризовать как необычайно сложное. Объективно страна выставила самую крупную армию в мире, не будучи при этом самым передовым, развитым государством. Потребовалась гигантская мобилизация. Оборудовать линию фронта - это колоссальная инженерная задача, сопоставимая со строительством Сибирской железной дороги, гигантская национальная стройка. Нужно было снабдить 10-миллионную армию, перевозить ее, вооружать, кормить, лечить, увозить раненых. И даже политик высокого класса встретился бы с очень большими проблемами. Рвануло бы так или иначе - может быть, позже или не в такой острой форме.

Николай II допустил массу ошибок. Кадровых: иногда люди, как показала Февральская революция, были явно не на своем месте - впоследствии они действовали непрофессионально или даже не вполне лояльно по отношению к царю. Серьезные ошибки он допустил в борьбе за общественное мнение. Сейчас слишком много говорят про убийство Распутина, но важно не само убийство, а что делает режим после этого. Вообще-то, убили человека. И убийство не расследуется. Что это за власть?

В книге Евы Берар « » выдвигается тезис, что царь не очень-то любил Петербург, большую часть времени проводил в Царском Селе, игнорировал общественное мнение, изолировался во время публичных мероприятий. Царь не любил и боялся городских жителей, буржуазию. Можно ли сказать, что непонимание между городом и царем сыграло свою значительную роль во время революции?

Был какой-то город, который он не любил. Был город, который он любил. Парады на Марсовом поле и общество гвардейских офицеров он определенно любил. Петербург был очень военный город в то время.

Всякая революция - потенциальная гражданская война.
И, как правило, каждая революция сопровождается маленькими гражданскими войнами - локальными

Иногда ему удавалось делать какие-то умные шаги, используя городскую политическую инфраструктуру. В феврале 1916 года он посетил Государственную думу и тем самым создал мощный информационный повод, который успешно работал несколько недель.

Думаю, тут дело не столько в городе, сколько в целом в его отношении к стране, к ее истории, социальной структуре. Он любил воображаемую крестьянскую Россию, которую противопоставлял образованным классам, испорченным влиянием Запада. И он, и в большей степени императрица Александра Федоровна верили, что есть необычайно религиозный крестьянский народ - носитель высочайших нравственных ценностей, монархически настроенный, - а все остальные - какая-то перемычка, которая только мешает. Народ понимает царя, и это всегда будет спасать Россию - такая вымышленная страна, которую Николай на самом деле не очень понимал. В переписке царя с царицей заметно их отношение к происходящему: Петербург и Москва шумят, злословят - это всего только две маленькие точки на огромной карте России. Недооценивать значение столиц - это фантастическая политическая ошибка, большая политическая двойка с самого начала.

В принципе, он же интересный человек, Николай II. Гиппиус его называла «шармером» (от французского «charmeur». - Прим. ред.) : он умел очаровывать людей. Многие, кто его не любил, при личной встрече попадали под обаяние сдержанного, достаточно интеллигентного человека. Он мог подкупать людей своим обаянием.

При этом для него было характерно некоторое непостоянство, иногда он сдавал важных сотрудников и не держал их в обойме. Хотя нужно обладать умением отдалить человека и в то же самое время держать его на крайний случай. И он иногда не понимал влияния общественного мнения, оппозиционных партий, бизнеса - его сознание было не вполне модерное.

Познакомившись с Керенским, он сказал: «Как жаль, что я с вами не познакомился раньше». А кто же мешал? Ну, Керенский был до революции полный маргинал. Но лидер кадетов Павел Николаевич Милюков! Чего бы ни говорили, он был патриотом России. Его сын, офицер, погиб в годы Первой мировой войны. Представьте, если бы император направил ему письмо или даже пригласил бы к себе, как-то выразил человеческую поддержку - да через полгода после этого кадеты стояли бы по стойке смирно и прославляли государя-императора! Политические уступки были некоторое время необязательны, достаточно было просто каких-то простых коммуникационных действий.

Про героев революции и путь к Гражданской войне

- Можно ли с уверенностью назвать людей, чьи действия в конечном итоге сыграли наиболее негативную роль в период между двумя революциями, - привели к нарастанию конфликта, эскалации насилия, расшатыванию ситуации в Петрограде?

Это зависит от точки зрения. Для кого-то продолжение войны было позитивным фактором, для кого-то - наоборот. Так же и с силовой аграрной реформой. Вопрос зависит от интереса. Слова «позитивный» и «негативный», как мне кажется, вообще, не очень хорошо подходят как инструменты познания. Но вместе с тем мы их используем. С моей точки зрения, нет ничего страшнее Гражданской войны. Это важнейшее событие в истории XX века, которое оказало и оказывает очень сильное влияние на нас. В известном смысле мы до сих пор находимся в его поле влияния. Для меня большой вопрос - путь от революции к Гражданской войне. Всякая революция - потенциальная гражданская война. И, как правило, каждая революция сопровождается маленькими гражданскими войнами - локальными. Их масштаб может быть разный.

В России критическая точка - это выступление генерала Корнилова, который бросил вызов Временному правительству. Механизм гражданской войны был запущен. Поэтому мы несколько преувеличиваем значение октября и роль Ленина. Эта роль велика, но по пути гражданской войны мы уже пошли.

Мы вообще склонны персонифицировать историю - Керенский, Корнилов, Ленин, Николай II - и сводить конфликт между Керенским и Корниловым к психологическому конфликту. На самом деле наивно представлять, что сидит лидер какой-то страны и все решает. У него есть группа поддержки, своя референтная группа, он должен маневрировать. Он работает в команде, это большой оркестр. И когда мы говорим про Керенского и Корнилова, это еще и настрой команд, насколько они были совместимы.

Есть очень хорошая книга, недостаточно прочитанная (я не устаю ее рекомендовать), Федора Августовича Степуна - известного философа и деятеля Серебряного века - «Бывшее и несбывшееся». Это мемуары, но это больше, чем мемуары, - это его опыт исследователя, писателя. И там есть очень мудрые наблюдения, в том числе и по поводу этого конфликта. Степун воспринимает его как конфликт двух социокультурных групп. Вроде бы и Керенский, и Корнилов - оба патриоты, оба провинциалы, ничего общего каждый из них со старым режимом не имеет. Но все-таки они очень разные. Для кадрового офицера Корнилова этот адвокат слишком много болтает вместо того, чтобы делать. А с точки зрения Керенского, это генералы, солдафоны, жестокая армия. Степун пишет: «Он не чувствовал красоты военной службы и не мог это понять». Несовместимость русского офицерского корпуса и русской интеллигенции, раскол, который воспроизводился потом, является проблемой для нашей страны и сейчас.

Мы страна в культурном отношении очень расколотая. Полное неумение слушать друг друга: все вопят о диалоге, а заканчивается это комплексом одновременных монологов, которые еще и очень громко произносятся. Говорим о каком-то национальном примирении, а заканчивается все грубым принуждением к покаянию.

Путь от Февральской революции к Октябрьской

- Что стало причиной хаоса и дезорганизации в политической жизни страны после февраля? Почему в стране не оказалось силы, которая могла бы решительно взять власть и удержать ситуацию под своим контролем?

Историки спорят по этому поводу. Фактически во время Февральской революции возникла ситуация, которую не очень точно описывают как двоевластие. Ключевым документом, определившим контуры этой системы, стал приказ № 1, изданный Петроградским советом, который фактически демократизировал армию и ввел систему войсковых комитетов. С самого начала они претендовали на роль власти. Эта власть могла быть разной в разных частях и регионах, но она была везде. Некоторые историки говорят, что не было двоевластия, потому как в некоторых регионах была какая-то кооперация. Но в других случаях ситуация была еще более запутанной. Например, в Киеве на власть претендовали органы Временного правительства, Киевский совет и Центральная рада Украины. В Финляндии были власти Великого княжества Финляндского, были военные и гражданские власти Временного правительства и комитеты, которые там были особенно сильны.

Выигрывали и действовали не всегда большевики. Например, в Казанской губернии местный крестьянский совет, которым руководили эсеры, начал земельную реформу, не оглядываясь на Петроград.

- Получается, система власти, которая была при царизме, обрушилась, и уже на ее обломках началась борьба множества сил.

Да. Но существовал консенсус по поводу нескольких важных структурных решений. Была упразднена полиция и заменена народной милицией. Предполагалось, что постоянная полиция - это плохо. Вместо этого каждый свободный гражданин будет временно исполнять обязанности по охране порядка. Милиция - это и есть ополчение. Такая наивная утопическая идея.

Второй момент: упразднили местную структуру власти - вместо губернаторов назначили комиссаров. Эти меры были неизбежны: участники революции хотели укрепить, обезопасить новый строй. Еще одним важным моментом была отмена смертной казни - гуманное требование, за которое выступали все партии, вошедшие во Временное правительство и Петроградский совет. Во время войны это весьма сложное решение, ограничивающее инструменты властвования.

Один из первых отрядов Красной гвардии. Петроград, 1917 год

После июльского кризиса и первой неудачной попытки большевиков захватить власть в политике в настроениях общественности произошел мощнейший крен вправо. Однако в сентябре, в ходе подавления мятежа Корнилова, Керенскому пришлось выпустить большевистских активистов из тюрем, использовать большевистских агитаторов и раздать оружие рабочим. После этого инициатива как в политическом, так и публичном поле вновь перешла к большевикам, которые совсем недавно находились на нелегальном положении и воспринимались в обществе как негативная дестабилизирующая сила. Как подобные качели характеризуют ситуацию в Петрограде?

Когда мы говорим о революции, не стоит говорить только о большевиках. Я бы сказал, большевики и их союзники. Большую роль в июльском кризисе, к примеру, играли анархисты. Очень важен для большевиков был альянс с левыми эсерами. Были еще различные организации меньшевиков-интернационалистов, различные национальные группы, беспартийные активисты и другие.

Радикализация происходила не обязательно через большевизацию. Большая часть советов и комитетов, роль которых очень важна в легализации революции, не были большевиками по партийной принадлежности. Иногда, к примеру, те же самые люди, что в июле поддерживали Керенского, в сентябре выступали против него.

Я бы не сказал, что партия большевиков была полностью на нелегальном положении. Ситуация в стране была разной, но и в Петрограде она могла наладить выпуск газеты, которую постоянно закрывали, но которая вновь и вновь выходила под другим названием.

И речь на самом деле не о большевиках, а о власти. Корнилов, на мой взгляд, совершил очень важную политическую ошибку и проиграл еще до того, как он выступил против Керенского. В июле и в особенности в августе и он, и его политические союзники, дружественная ему печать начали наезд на войсковые комитеты в армии. С одной стороны, это было логично, потому что с таким управлением армия не могла продолжать большую войну. Но, с другой стороны, в масштабах страны это сотни тысяч мужчин, по-своему авторитетных, более грамотных, чем другие военнослужащие, и почувствовавших вкус власти. Без поддержки этих людей армия Керенского не пошла бы в наступление в июне. И они гордились, что наступление состоялось. Это крепкие мужики, очень часто кровь и плоть от солдатской массы - маршал Жуков, маршал Рокоссовский, маршал Конев, - в 1917 году унтер-офицеры, члены различных комитетов, иногда председатели комитетов своих полков. Таких, как они, было много. Многие из них стали полевыми командирами во время Гражданской войны, сражаясь на стороне красных, белых, зеленых и на своей собственной стороне. Это огромная сила. Для большой войны непригодная, но для Гражданской войны - решающая. И Корнилов накануне своего выступления попытался, извините за выражение, на них наехать. Политическое самоубийство. Культурный раскол, о котором мы говорили, оборачивается колоссальной политической наивностью и малограмотностью российского офицерства. Корнилов совершил политическое самоубийство еще до своего выступления.

Наше видение слишком большевистскоцентричное и лениноцентричное. Следует обращать внимание также на действия их противников и людей, которые демобилизовывались. Мы смотрим, к счастью чаще по телевизору, на революции в разных странах. И в начале событий мы видим колоссальный энтузиазм, веру в чудо революции, которая преобразит все. Потом выясняется, что все не так хорошо - и с экономикой, и с преступностью, и так далее. И без этого наивного энтузиазма, например, невозможно представить феномен Керенского - вождя, спасителя, в которого все верят. Проходит время, одни уходят вправо, в контрреволюцию. Значительная часть (я бы даже сказал, большая часть) вообще уходит из политики: все эти разговоры надоели, устали от них. Люди заботятся накануне зимы о продовольствии, тепле, своих близких, а еще и преступность растет. А какая-то часть сохраняет энтузиазм революции. Что-то не получается? Значит, нужно действовать более и более жестко. И эта радикализация левых подпитывает большевиков и их союзников.

- Да, наверное, мы действительно слишком примитивно смотрим на эти вещи. И это нормально, что в разное время у разных сил получается перехватить инициативу и симпатии общества.

Дело же не только в симпатиях, дело в степени участия. Одни нажимают на кнопку, чтобы подписать петицию. Другие готовы выйти на митинг. Третьи готовы выйти на акцию протеста. Это очень разные вещи. В 1917 году одни выражали симпатию, дома читая газету и подчеркивая то, что им нравится, красным карандашом. Другие выходили на улицу. Третьи вели организационную работу. Четвертые сдавали деньги. Человек может пользоваться популярностью, но эта симпатия не всегда выражается в активных политических действиях. Политика - вещь многослойная и многомерная.